Фото: Баку, конец XIX века, предприятие Нобеля
Представляет: специальный проект «ИСТОРИЯ НЕФТИ»
Когда тебе 29 лет, ты уже женат и даже есть маленький ребенок — ты не можешь заниматься только наукой, тебе надо кормить семью. И когда тебе предлагают работу, не только интересную, но и прибыльную, — как тут не согласиться? Дмитрий Иванович Менделеев по этой причине не стал раздумывать и принял в 1863 году предложение известного российского коммерсанта Василия Александровича Кокорева, от которого было трудно отказаться — проверить состояние его керосинового завода в Баку, чтобы либо исправить производство, либо закрыть его.
Завод приносил Кокореву не менее 200 тысяч рублей убытков ежегодно — и это при том, что мир охватил бум керосинового освещения. Что-то было не так в системе — и Менделееву нужно было почему деньги утекали, вместо того, чтобы обогащать хозяина нефтеперегонного завода во время бешеного роста популярности керосиновых ламп.
Мы представляем Дмитрия Ивановича стариком с седой львиной гривой. Но в 29 лет он был атлетическим, крепким и решительным человеком с выраженной деловой хваткой. До наших дней дошла его сентенция: «ругайся направо-налево и будешь здоров!» Он буквально прочесал все нефтепромыслы. Что именно он налаживал в Баку, какими мерами воздействовал на тамошний менеджмент — это отдельная история. Но уже через год завод Кокорева стал приносить пару сотен тысяч рублей прибыли.
Менделеев был большой оригинал и видел в вещах то, что другие не видели. Так, он заметил, что вся система добычи, транспортировки и переработки нефти годилась для музея. Нужно было делать все по-новому. Он говорит и пишет про то, что почему-то не понимали его современники: нефть — это тоже жидкость, как и вода, и транспортировать ее надо по трубам. А добывать из тонны нефти 330 кило керосина, сливая остальное в ближайший овраг — это барство, это все равно что топить печку ассигнациями.
Впрочем, и его отказ продолжить работу у Кокарева под предлогом любви к академической науке, тоже был в чем-то барством. Согласись он на 10 тысяч рублей плюс 5% от годового дохода, он точно бы первым в мире воплотил в жизнь свои идеи и о трубопроводе, и о танкерах... Но он остался верен науке и поэтому его мечты и предвидения пришлось воплощать в жизнь уже другому человеку, который в том же году только успел получить фуражку гимназиста.
В наше время принято считать, что свобода поведения и занятий буквально гарантирует появление гигантов мысли. А вот наши предки полагали, что исключительно дисциплина и организация способны произвести для общества из крикливого гимназиста достойного гражданина и ценного специалиста.
По этой причине Императорское московское инженерное училище отличалось крайне суровым распорядком — думается, что даже в военных казармах сегодня нравы помягче. Профессура полагала, что если запретить студенту делать практически всё кроме учебы, он окунется в оную с головой, чтобы не сойти с ума. Именно в этот вуз и поступил в 1871 году, после окончания гимназии, Владимир Шухов.
Владимир вырос в небогатой семье, и в те годы карьера инженера была реальной возможностью добиться успеха в жизни — поскольку спрос на инженеров был велик. В стране начиналась индустриальная эпоха, и предприниматели, желавшие вложить капитал, очень нуждались в профессионалах. А Володя Шухов был многообещающим студентом. Еще то ли на третьем, то ли на втором курсе он изобрел форсунку, то есть распылитель для сжигания тяжелого жидкого топлива — мазута.
Нет ничего удивительного в том, что Шухов заинтересовался нефтью и всем, что с ней связано. Дмитрий Менделеев к тому моменту уже несколько лет как открыл свою Периодическую систему, его активная позиция в защиту совершенствования использования нефти, естественно, поддерживалась студенчеством. Их кумиру тогда не было и 40 лет, и студенты видели в нем старшего товарища, который ведет их вперед — из затхлого мира старой науки и подслеповатой жизни.
Особенно их расстраивало то, что из-за бюрократических препон останавливались интересные проекты. И они с горечью смотрели, как идеи, высказанные их гуру, воплощались за рубежом, в США. Да и сам Менделеев, в общем-то, был расстроен. Но время российского прорыва еще не пришло. Нужна была какая-то идея, какой-то толчок.
Да и сам Менделеев, в общем-то, был расстроен. Но время российского прорыва еще не пришло. Нужна была какая-то идея, какой-то толчок.
Пришло время покидать стены alma mater и Владимир Шухов получил шикарное предложение от математика с мировым именем — Пафнутия Чебышева — начать совместную работу. И вот поворот судьбы — если Менделеев в 1863 году отказался от практической работы в пользу науки, то в 1876 Шухов отказывается от академической науки в пользу практической работы.
Но что же делать — как поощрить талант, который желает покинуть ряды ученых? А заодно, может, заставить его переменить решение. И Совет вуза решил, что поездка в Америку будет для молодого и подающего надежды инженера в самый раз. Тем более, это была не просто поездка, а служебная командировка на Всемирную выставку. Кто же откажется посмотреть мир...
К тому моменту уже прошло 11 лет, как отгремели сражения Гражданской войны в США. Россия занимала в эти годы позицию благожелательного нейтралитета, не признавая сепаратистов-конфедератов, чем немало удивляла весь мир — помещичья Россия по всей логике должна была поддерживать плантаторский Юг. Однако канцлер Горчаков как раз полагал, что именно США являются главным торговым соперником Британии, а по большому счету и Европы, и в интересах России было иметь США как партнера, а не как врага.
Особые отношения были между Россией и США в связи с продажей Аляски. Логика России была проста — удержать эту территорию на границе с Британской империей (то есть Канадой) было практически невозможно. А США естественным образом изолировали британцев от Чукотки и Камчатки. Тогда ни о какой атлантической солидарности не слышали. Была тихоокеанская солидарность.
Общественное мнение в США, таким образом, было целиком на стороне России. Этим объясняется особый прием, который был устроен русской делегации, прибывшей на Всемирную выставку, посвященную 100-летию американской независимости (которую, кстати, в свое время «вооруженным нейтралитетом» поддержала Екатерина Великая). Делегации пообещали показать все, что интересно, и помочь в закупках высокотехнологичного оборудования. Ну а у Шухова одним из интересов был опыт строительства нефтепроводов.
У русских гостей в США был свой друг — Александр Бари — личность тоже крайне примечательная. Он был потомком французских иммигрантов, которые бежали в Российскую империю из революционной Франции, но по иронии судьбы отец Александра Бари сам увлекся марксизмом, и после того, как им в 1863 году заинтересовались царские спецслужбы, счел за благо уехать в США. Поэтому и Александр, родившийся в Петербурге, окончив учебу в Цюрихе, перебрался к родным в США, где принял американское гражданство. Однако это не помешало ему оставаться патриотом России и помогать своим друзьям в их миссии.
В США у Бари все было хорошо — он занимался конструкционными работами с металлом на Выставке, за что и был награжден золотой медалью. И вот такой человек устроил для российской делегации не только плановые закупки оборудования, но и специальные экскурсии на заводы и трубопроводы. Шухов увидел то, что могло развиваться в России, в Баку, и что не смогло появиться вовремя. Но при этом обнаружил «узкие места» в американских решениях... Ими он и займется — но не сразу. Потому что порядок есть порядок, и после дивной командировки надо идти работать «по распределению». Но мечта уже появилась, и мало того — она стала приобретать определенную форму.
Но путь к мечте не бывает прямым. По возвращению из США в 1877 году золотой медалист был назначен в чертежное бюро Варшавско-Венской железной дороги. Началась череда нужных, но рутинных проектов — мостовые переходы, водокачки, станционные здания и отдельно стоящие сортиры. Друг семьи Шуховых, известный хирург Пирогов, узнав про тоску молодого Владимира, посоветовал заняться чем нибудь более увлекательным — а для начала пойти слушать курс хирургии в Военно-медицинской академии.
От рутины или хирургии Шухова спас приезд Бари — он вместе с семьей возвращается в Россию. Паспорт гражданина США защищает его от возможных проблем с «охранкой» — и он может полностью отдаться бизнесу. Бари понял, что Россия находится в точке старта промышленного развития, и вот тут-то можно, используя американский опыт и приемы, рвануть вперед. Самым перспективным делом в тот момент была нефть. А бакинские нефтепромыслы при этом находились в удивительно архаическом состоянии.
Это только кажется, что промышленники должны всегда поддерживать прогресс. Большой бизнес — это система договоров, многие из которых рассчитаны на десятилетия вперед, кредиты и связи. В одночасье что-то ломать далеко не всегда представляется выгодным. Так что добыча нефти на Апшеронском полуострове шла примитивнейшим методом — из колодцев или неглубоких скважин, которые проходились ударным способом. А потом нефть заливали в бурдюки, грузили на лошадей и везли к побережью — где из нее выпаривали керосин. Две трети — сливали в огромные озера.
Во времена поездки Менделеева нефть стоила у откупщиков с доставкой к перегонным кубам, где ее кипятили и получали керосин, около 30-40 копеек за пуд (что было соизмеримо со стоимостью пшеничной муки) или, в пересчете на более привычные сегодня меры, — примерно от 2 рублей 60 копеек до 3 рублей 40 копеек за баррель. При этом цена керосина в центральной части России в тот момент доходила до 4 рублей за пуд — то есть готовый продукт стоил в 10 раз дороже.
Правда, в те времена и слова такого — «керосин» -в России не знали. Это была торговая марка в Британии, а жидкость для осветительных ламп в России называлась очень красиво — «фотоген» — то есть в переводе «производящий свет».
С учетом того, что керосиновые лампы того времени потребляли в режиме активного горения около 50 граммов в час, килограмма керосина хватало примерно на 20 часов, то есть час обходился чуть дороже 1 копейки. Но копейка в то время на российских рынках «весила» достаточно дорого.
Было ясно, что прибыль от керосинового производства по сути дела размазывалась по куче посредников и сторонних участников этой архаичной технологической цепочки, включая заготовителей леса для бочек, бондарей, специалистов по шитью бурдюков.
Когда в наше время говорят о коррупции, то понятия уже не имеют, что имело место в Баку 150 лет назад. Все участники призводственного процесса, власти и контрольные органы были просто переплетены в какой то адский клубок.
Сложно описать масштабы нечистоплотности бизнеса в Баку 150 лет назад. Все участники производственного процесса, власти и контрольные органы были просто переплетены в какой-то адский клубок, во многом порожденный системой откупов, по которой в те времена распределялись месторождения. В районе Баку действовала куча мелких предприятий, которые жестоко конкурировали друг с другом, в практике были поджоги скважин и перегонных кубов у конкурентов, «отжимы» перспективных компаний были рядовым делом, также как и взятки ответственным чиновникам. И самой главной силой была армия из 10 с лишним тысяч возчиков нефти, организованная влиятельными местными силами, по сути дела — транспортная мафия. Победить ее не представлялось возможным никому.
Рассказывают, что в 1870 году петербургский механический завод, принадлежавший шведско-русской семье Нобель получил новый оружейный заказ. Дело для Нобелей, в общем, рутинное — еще Эммануэль Нобель в 1842 году приехал в Россию, и открыл производство вооружений и морских мин. Его сыновья, Людвиг и Роберт продолжали дела отца более с механическим уклоном, тогда как Альфред, будущий учредитель Нобелевской премии — с химическим, он увлеченно создавал новые виды взрывчатки.
Итак, Роберт Нобель отправился на юг России закупать древесину грецких орехов для изготовления прикладов для винтовок производства семейной фабрики. По дороге он познакомился с интересным попутчиком — голландцем, который оказался мелким нефтепромышленником из Баку. Увлеченный рассказом голландца, Роберт решил включиться в новый, перспективный бизнес, увидев там больше возможностей, чем мог себе представить соотечественник Тиля Уленшпигеля, который уже утомился от восточной экзотики и с радостью продал Роберту свой небольшой перегонный завод.
То, что у голландца были все основания бежать из Баку, несмотря на кажущуюся прибыльность нефтяного дела, Роберт Эммануэлевич понял очень быстро. Но то ли у Нобелей были связи на самом верху, включая самого Государя, то ли жалобы на нефтяных откупщиков достали даже самых закоренелых правительственных бюрократов, но в 1872 году система откупов была отменена и началась приватизация нефтеносных районов. В 1873 году состоялся первый аукцион. Правда собственность была отягощена особым налогом — по 10 рублей с десятины (1,1 гектара) ежегодно и бессрочно.
Роберт смог модернизировать завод и в 1875 году привезти на продажу 300 бочек неплохого керосина. Тут-то делом заинтересовался его брат Людвиг, который был не только талантливым инженером, как Роберт, но и еще более талантливым предпринимателем, который тут же стал анализировать всю технологическую цепочку производства — начиная с добычи нефти, ее транспортировки к нефтепергонным заводам, способы перегонки, транспортировку в центральную Россию, дистрибуцию, рекламу продукта. Нобели стали изучать активно американский опыт, и вот тут-то на горизонте появились Александр Бари и Владимир Шухов — молодые, импозантные и уже успешные инженеры.
Молодые люди действовали стремительно. Александр Бари в 1877 году открывает в Баку отделение своей строительно-конструкторской фирмы, в которой главным инженером становится Владимир Шухов. Бари и Шухов быстро оценили обстановку и поняли, что здесь непочатый край работы, где можно применить знания, которыми они насытились в США. Но, хорошо зная Россию, они понимали, что плетью обуха не перешибешь, и действовать тут надо осмотрительно, заручившись поддержкой влиятельной силы.
Самой лучшей силой были как раз Нобели. На их стороне были не только связи, капитал и протестантский капиталистический дух — они все верили в прогресс. Впрочем, в Баку не считали себя ретроградами — например, за год до встречи Нобелей, Бари и Шухова бурдюки были полностью заменены бочками емкостью до 25 пудов, или 400 литров, что было уже шагом вперед. Но если на промыслах пуд нефти в 1877 году стоил 3 копейки, то его доставка на побережье, где и происходила перегонка, в так называемый Черный город, — в шесть раз дороже, почти 20 копеек. Бочки были главным тормозом в развитии бизнеса.
Людвиг Нобель сразу оценил предложение Бари и Шухова заменить бочки трубопроводом. Помогли и ссылки на американский опыт, и на авторитет Менделеева, который к тому времени стал звездой мировой величины. Бари и Нобель заключают контракт на строительство трубопровода от Балаханских промыслов к заводу Нобеля в Черном городе с пропускной способностью 50 тонн в час, а инженер Шухов — которому только исполнилось 25 лет — получает полную свободу инженерных решений.
Но иметь свободу инженерных решений и свободу действий — это разные вещи. Идея прокладки трубопровода наткнулась сразу же на противодействие властей. И не потому что они были против технического прогресса, или их не устраивало американской гражданство господина Бари. Они опасались социального взрыва, а, возможно, и распада налаженных коррупционных цепочек.
Ведь было нетрудно понять, что трубопровод сделает ненужными тысячи возчиков нефти. И пострадают не только сами возчики, но и те, кто контролировал этот бизнес, имел тесные контакты с местной администрацией. Грядущие изменения стали восприниматься общественностью с опасениями, публику и власти стали пугать угрозой массовых беспорядков, безработицы и даже конфликтами на национальной почве. Дело дошло до угрозы запрета прокладки трубы по земле, которая находилась в государственной собственности. Было ясно, что дело не только в технологии строительства — но и технологии продвижения инновационных решений, то есть в маркетинге.
Шухов не терял ни часа. Он вообще умел делать сразу несколько дел одновременно, и практически все мог сделать сам — и рассчитать изделие, и встать к токарному станку. Он немедленно заказал трубы для трубопровода в США — в то время они были самые качественные и самые дешевые. Сварки еще не было — трубы соединялись резьбовыми соединениями с помощью муфт.
Длина трубопровода с технологическими отводами была немногим более 12 километров, диаметр трубы — три дюйма, то есть 76 мм. То есть сама по себе труба в итоге была на порядок короче самых длинных американских труб. Но ведь строил этот первый трубопровод молодой человек, в идею которого верило в Баку очень мало людей.
Отношение к нему было даже не скептическим — откровенно неприязненным. Юнец осмелился ломать сложившиеся традиции! Круг недовольных все время расширялся: вслед за возчиками в оппозицию проекту встали владельцы бондарных предприятий, которые производили бочки, конторы арматоров — все они просто мечтали, чтобы шуховский проект рухнул.
Да и Людвигу Нобелю, который взял на себя деловую часть проекта, было несладко. Нобель поначалу предложил и другим нефтепромышленникам вложиться в дело — на паях, так как все они недополучали прибыль из-за сговора перевозчиков. Но коллеги-конкуренты просто испугались и общественного мнения, и возможных личных последствий. Ходят легенды, что другие предприниматели прямо говорили: «Вы, шведы, в любой момент уедете или в Петербург, или вообще на родину...А наш-то дом здесь, нам здесь жить, с этими людьми...»
По ночам проложенные трубы сверлили, соединения обливали кислотой. Нобель был вне себя — но от проекта отказываться не собирался.
В итоге Нобель стал финансировать трубу один. Не успели начать строительство, как случился поджог склада с деталями, поступившими из Америки. По ночам проложенные трубы сверлили, соединения обливали кислотой. Нобель был вне себя — но от проекта отказываться не собирался.
Шухов обратил внимание на то, что среди возчиков есть люди, которые хотели бы для себя лучшей доли, чем всю жизнь тягать бочки от месторождений к заводу. Их наняли за хорошую зарплату возить стройматериалы, других рабочих, чистую воду и продукты. Зарплата и так у Нобеля была выше, а квалифицированные рабочие вообще ходили в элите местного рабочего класса. Чтобы охранять трубу Нобель нанимает казаков, устанавливает сторожевые будки и вышки по трассе трубопровода.
Пока Людвиг Нобель организовывал работу трубы, Владимир Шухов закончил ударную стройку всего за несколько месяцев. 1878 год вошел в историю российской нефтяной промышленности. Все коллеги и конкуренты Нобелей ахнули — они поняли какую оплошность совершили, не вложившись в столь выгодное предприятие.
Но Нобели, совсем неожиданно заявили, что перекачают нефть всех желающих. Всего по пятаку за пуд (вместо 20 копеек у возчиков — отличная экономия). А в следующем году нефтяная компания Лианозова заказывает фирме Бари стоить такой же нефтепровод, только на несколько километров длиннее. А спустя 10 лет близ Баку будет работать 25 трубопроводов общей протяженностью около 300 км, стоимость транспортировки упадет всего до 2 копеек за пуд — то есть станет дешевле добычи нефти. Но Шухов все эти трубопроводы не строил — построив первые, он взялся за решение других задач бизнеса, вступив на доселе неизведанную территорию — и тут уже американский опыт ему не мог помочь...
Надо сказать, что американский опыт мог и помешать. Секрет прост — трубопроводный бизнес в США начинали деятельные, но малограмотные предприниматели. Известен случай, когда зимой рвался трубопровод, проложенный летом, и, в свою очередь «зимний» трубопровод с наступлением летней жары извивался жуткой змеей, выползая на дорогу и ломая соседние дома — просто потому что строители не учитывали температурное расширение металла.
Шухов же был настоящим инженером европейской школы. Прекрасно владевший математическим аппаратом, знающий физику и химию, говорящий на трех языках свободно, изучающий современную ему профессиональную литературу, он понимал все многообразие процессов, которые происходили с трубой и в трубе. И, кстати, около трубы тоже. Он не просто проектировал трубопровод — Шухов проектировал бизнес. Как и его идейный «гуру» Менделеев, Владимир Шухов видел в науке инструмент для предпринимательства.
Шухов рассмотрел трубопровод как систему двух станций — передающей и принимающей. Чтобы прокачать нефть по трубам, нужно было создать давление на подающей станции. Но выдержать высокое давление могли только толстые трубы. А такие трубы дороже, лопаются они чаще и монтировать трубопровод — дороже. Значит, появлялся предел экономичности системы. Решения могли быть разные: иметь дополнительные перекачивающие станции или увеличить температуру перекачиваемой нефти. Или мазута.
Мазут, в то время не считали достойным внимания. Мазут — это то, что оставалось от перегонки и выделения керосиновой фракции. Густая, гуще нефти масса. Но чем больше Шухов занимался нефтью, тем горше ему было смотреть на то, что только ее часть идет в дело. Нужно было и мазут заставить приносить прибыль. Например, в качестве топлива для паровых насосов, которые качают нефть по трубам, для любых других паровых установок — в том числе и для пароходов, которые везут готовый керосин по Каспию до волжских портов.
Молодой Шухов когда-то изобрел паровую форсунку для сжигания мазута. Вот патент на нее и покупает у Шухова Людвиг Нобель, чтобы использовать на своих предприятиях. Только нужно теперь строить мазутопровод. И Владимир Георгиевич вновь садится за расчеты. Он уже знает, что при повышении температуры мазута его вязкость уменьшится, и перекачивать его будет легче. Он выводит зависимость диаметра труб, температуры и расхода мазута. Для пущей экономии он предлагает греть мазут отработанным паром от паровых насосов, которые этот самый мазут и качают.
Шухов идет еще дальше и рассчитывает соотношения между расходом мазута на обогрев мазутопровода, диаметр труб, расстояния перекачки и другие параметры, и сводит все это в таблицы — которые актуальны и по сей день.
Но решать надо было не только проблему транспортировки, но и вопросы с хранением нефти и ее продуктов. В Баку отходы нефти, то есть мазут, сливали в котлованы, готовый продукт держали в бочках или мощных прямоугольных баках на толстом, крепком основании. Но Шухов математик, с его точки зрения мощное основание — это некрасиво и непрактично. Это дорого. Оно не нужно, нужно сделать площадку, засыпанную песком, положить на него стальной гибкий лист и сделать по краям бетонное кольцо. Да, стенки тоже будут из стальных колец, причем чем выше — тем тоньше. Ведь давление жидкости в верней части емкости всегда ниже чем в основании. Эта идея была сродни удару молнии. Все тут же стали заказывать инженерной фирме Бари новые нефтехранилища. До 1917 года фирма Бари построит 20 тысяч таких резервуаров. Их конструкция станет международным стандартом. Киношный товарищ Сухов именно в таком резервуаре прятал от Абдуллы своих жен. Да и сейчас нефтехранилища сделаны по тому же принципу.
Оставалась еще одна проблема — транспортировка керосина к потребителю. В то время керосин заливали в бочки и грузили на парусники, которые доходили до Астрахани, где бочки перегружали на баржи, которые тащили вверх по реке бурлаки — вроде тех, что выписал Репин. Стоимость деревянной бочкотары доходила до половинной стоимости залитого в нее керосина. Пароходы в определенной мере решали вопрос — но далеко не полностью.
Проблему доставки до низовьев Волги Людвиг Нобель решил сам, заказав на верфях шведской фирмы «Линдхолмен-Мотала» в 1878 году первый в мире танкер, — нефтеналивное судно «Зороастр», который должен был перевозить керосин в танках, то есть отсеках своего трюма. А чтобы вообще больше не связываться с бочками, Владимир Шухов стал разрабатывать уникальные танкеры-баржи для плавания по Волге. Нефтяной бизнес стал удивительно походить на то, что мы видим сегодня. Или просто Шухов обогнал время?
Шухов прожил долгую и удивительно насыщенную жизнь. Он создал системы подъема нефти из скважин, он изобрел крекинг нефти — и это будет признано международным патентным судом в Гааге в 1923 году. Он спроектирует магистральные трубопроводы Баку-Батуми и Грозный-Туапсе, причем, первый вступит в строй в начале ХХ века при царе, а второй — уже при советской власти...
Он будет строить и строить. Он изобретет строительный гиперболоид — но не машину разрушения, а конструкционную систему. Шуховская башня, опоры над Волгой, Аджигольский маяк под Херсоном — все это гиперболоиды инженера Шухова. Зайдите в ГУМ, посмотрите вверх — эта стеклянная крыша — тоже Шухов. Киевский вокзал и телеграф, Московский художественный театр и Пушкинский музей. Он создал так много, что трудно даже сказать — где в строительном деле он не оставил свой след. Для холодной России он создал свой вариант отопительного котла, и в 1900-м году получил на Всемирной выставке в Париже золотую медаль. Котлы эти до сих пор действуют, и их принцип используется по сей день в новых установках.
Он не был коммерсантом, но самые успешные коммерсанты восторгались его талантом и вставали в очередь, чтобы он принял их заказ. Он соглашался, что его эксплуатировали — но и он эксплуатировал своих заказчиков, которые финансировали его самые смелые проекты. Он сделал карьеру, стяжал славу, добился международного профессионального признания, и ни разу не изменил своим принципам.
◼
Проект подготовлен при поддержке
